Предисловие. Любому человеку, читающему сценарий, хочется побыстрее понять, о чем будущее кино. Чтобы никого не мучить, заявляю сразу: в этом фильме есть, как минимум, три важных мысли. Первая: интересны лишь люди, которые кого-то или что-то сильно любят. Вторая: изменения в общественной жизни и даже смена экономической формации и политического строя не так сильно задевают духовную жизнь людей, как нам кажется. Истории любвей, дружб, болезней, радостей и т.п. гораздо важнее, а История как таковая остается часто всего лишь фоном. И третья мысль: как упорно мы иногда сопротивляемся своей судьбе, не верим, что она именно наша судьба и есть!
Есть и четвертая мысль, выраженная в самой форме киноповествования (это не прием, а именно форма, необходимость): мы всю жизнь проговариваем один и тот же диалог – о любви, если кому повезет, или о житейских проблемах, если кому везет меньше. Меняются времена года и сами годы, а разговор наш бесконечен и, в сущности, непрерывен. И на вопрос, заданный сегодня, мы получаем ответ через пять лет. Просто не всегда замечаем это – или уже успели забыть вопрос.
Вот теперь читающий имеет возможность сравнить замысел автора сценария с его реализацией, т.е. получилось или нет. Карты открыты, никаких хитростей.
А.С.
1948 г.
Весна. Комната в музыкальной школе. Пальцы мальчика на клавишах аккордеона. Мальчик играет что-то, популярное в конце сороковых годов 20-го века. Довольно фальшиво. Голос:
— Стоп, стоп!
Взрослая рука берет пальцы мальчика, вертит их.
— Растяжка плохая… Почему именно аккордеон?
Женский голос:
— Дядя подарил. Трофейный. Он сам научился, без всяких нот. С радио подобрал.
— Это заметно… И что будем делать?
Мы видим: мама мальчика стоит в нарядном платье (единственном, не новом), а на стуле, едва высовываясь из-за аккордеона, сидит сын Павлик. На другом стуле – преподаватель, мужчина лет сорока, однорукий.
— У него способности… — робко говорит мать.
Преподаватель стучит карандашом по крышке пианино.
— Повтори.
Павлик берет у него карандаш, повторяет.
Карандаш переходит из рук в руки: преподаватель стучит, Павлик повторяет.
— Слух есть… Но почему аккордеон все-таки? Можно на домре попробовать или на балалайке – у нас отличная группа народных инструментов.
— Я на аккордеоне хочу, — сопит Павлик.
— Он на аккордеоне хочет, — повторяет мама.
— Дело ваше… Большого музыканта из него не сделаем, но… На танцах будет играть, тоже хлеб.
Хроника, 1948-й год:
— арабо-израильская война и провозглашение независимости государства Израиль;
— генетика объявлена лженаукой;
— убийство Махатмы Ганди;
— первое погружение глубоководного батискафа.
Вышли фильмы «Мичурин», «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке», «Первоклассница».
1948-49 гг. Весна – зима.
Мальчик идет на занятия по коридору, несет аккордеон в футляре. С одной стороны коридора окна, с другой – двери. В окнах поочередно – весна, лето, осень, зима. Когда мальчик входил, маляр перекрашивал первую дверь из бежевого в оливковый цвет. Когда мальчик подошел к последней двери, она уже стала оливковой. И он был, входя, в рубашке, а теперь в свитере. Открывает дверь.
Голос преподаватели:
— Входи.
1950 г.
Лето. Павлик идет по улице. Работают люди: выламывают булыжник,
прокладывают асфальт. Павлик сворачивает в подворотню. Навстречу четверо подростков. Идут не спеша, руки в карманах. Павлик озирается. Ставит аккордеон у стены, подбирает камни. Подростки остановились в нерешительности. Но все же один из них двинулся вперед. Павел бросает камень. Тот ударяется о стену, отскакивает, попадает по ноге одного из подростков. Они бегут, Павел бросает камни.
1950 г.
Лето. Павлик зашел к соседу Леве, тот мастерит машинку из спичечных
коробков. Возит ее вокруг себя по полу. С каждым кругом машина меняется, усовершенствуется. Последний вариант автомобиля совсем как настоящий, только маленький.
1950 г.
Павел играет. Заканчивает.
Преподаватель, заметно обветшавший, говорит:
— Ну что ж. Нормально.
— Хорошо?
— Я сказал: нормально. И это очень много. Все, иди.
Мальчик выходит, преподаватель достает таблетку, глотает. Кричит:
— Следующий!
Хроника, 1950-й год:
— появился первый программируемый компьютер;
— сделана первая в мире операция по пересадке почки;
— СССР объявил о наличии атомной бомбы;
— в США коммунистам запретили занимать государственные посты и выезжать за границу;
— конфликт Югославии и Албании;
— проведен первый Гран-При автомобилей Формулы-1.
Вышли фильмы «Кавалер Золотой звезды», «Жуковский», «Мусоргский», «Расёмон».
1952 г.
Входит Павлик, подросший еще на пару лет. Его встречает полная тетка-преподавательница.
Павлик играет. Преподавательница:
— И чему он тебя только учил? У тебя отметки в школе какие?
— Хорошие.
— Вот и учился бы на физика или математика. Зачем тебе аккордеон?
— Нравится.
1952 г.
Павлик на кухне коммунальной квартиры. Открыл одну кастрюлю, другую. Взял картофелину, ест. Входит Кротов, мужчина в возрасте. Отчим Павлика. Тоже открывает кастрюли. Кричит:
— Нин, жрать будем или нет?
Высовывается мать Павлика, в бигудях. Сердится (добродушно):
— Какой ты, Юра! Пять минут подождать не можешь?
— Я с работы.
— И я с работы. Вечером к Усковым идем, забыл? Вот там и поешь.
— А если я сейчас хочу?
Кротов тоже берет картофелину, ест.
— Как дела? – брезгливо спрашивает пасынка.
— Нормально.
— Мать тебя балует. Руки мыл?
— Мыл.
Кротов идет в комнату.
1952 г.
Зима. Дверь за Кротовым закрывается и почти тут же распахивается. Выносят гроб. Нина в черном платке. Голосит:
— Юра, да что ж это такое? Да что ж ты наделала? Да как я теперь буду? Сыночка? Где ты? Простись, он тебе как родной был!
Павлик тихо, незаметно скрывается в одной из комнат.
1952 г.
Зима. Комната Левы. Теперь Лева сделал машину с двигателем (резинка, намотанная на катушку). Запускает ее, она мчится и ударяется в стенку.
— Видал? – хвастает Лева.
Хроника, 1953-й год:
— сообщение о «врачах-убийцах», готовивших покушение на Сталина;
— в Египте провозглашена республика;
— умер Иосиф Сталин, в ходе похорон погибло множество людей.
Вышли фильмы «Любовь Яровая», «Римские каникулы».
1953 г., март
Павлик идет с девочкой Аней (ей тоже 15 лет) по бульвару.
— Терпеть не могу это пианино! — говорит Аня.
— А зачем учишься?
— Мама с бабушкой пристают. Нет, вообще-то надо. Для общего развития. А поступать буду в университет. Стану переводчицей. А ты?
— Не знаю… Буду играть в оркестре.
— Это неинтересно. Их там сто человек. Тебя и не увидит никто.
Они натыкаются на оцепление.
— В сторонку! – говорит милиционер.
— Я там живу! – удивляется Аня.
— После пройдешь. Не видишь?
Аня видит: траурная процессия. С портретами Сталина. Музыка.
— Хоронят кого-то? – спрашивает Аня.
— Девочка, за такие вопросы знаешь что бывает? – спрашивает милиционер. Но, отвернувшись, усмехается.
Они отошли, Павлик выговаривает Ане:
— Ну ты даешь! Неужели правда, не помнишь?
— Да помнила все время, по радио целый день передают. Но как-то… Забыла.
— Нет, но там же его портреты, ты что, не видела?
— Их всегда носят.
— Ты очень рассеянная, вот что я тебе скажу.
- Май.
Аня и Павел идут по улице вдоль трамвайной линии, под деревьями. Из-за забора тоже видны деревья – цветущие.
— Неправда, — возражает Аня. – Просто, что мне нужно, я хорошо помню, а что не нужно, я забываю сразу же.
— То есть тебе не нужно мне книжку принести, вот ты и забыла?
— Не цепляйся к словам!
Останавливается трамвай.
— Поедем? – предлагает Аня.
— Куда?
— До конечной. У вас где конечная? – спрашивает Аня билетершу.
— В конце! — шутит билетерша.
1953, весна-лето.
Трамвай проезжает весну, попадает в лето. Филевский парк.
Аня и Павел идут по аллее. Павел рассказывает:
— Ну вот, и они попадают на планету, где такие же люди, только в два раза меньше и зеленые…
— Охота тебе это читать. Я фантастику не люблю, я люблю про жизнь. Про любовь.
Они идут дальше, сворачивают
1953, осень.
на осеннюю аллею, Павел озирается.
— Ты чего?
— Да так… Красиво… Хочешь, листьев принесу?
— И тут есть.
— Я знаю, где самые красивые! Сейчас!
Павел торопливо уходит. Он ищет уединенное место и везде натыкается на людей. Наконец нашел густые кусты и совершает то, что ему давно хотелось. Струя льется долго.
Идет обратно, торопливо поднимает листья.
- Лето. Тот же парк.
Не с листьями, а с букетиком цветов Павел выходит на аллею и видит, как Аня говорит с двумя молодыми людьми – старше ее. Смеется, кокетничает. Они приглашают ее с собой, Аня оглядывается, отказывается. Один из юношей, обольстительный брюнет, идет к художнику, который стоит перед мольбертом, просит у него кисточку, возвращается, пишет что-то кисточкой на своей руке, задрав рубашку, относит кисточку художнику. Друзья удаляются.
Павел, выбросив цветы, подходит. Говорит обвиняющее:
— Ты ему телефон дала? Да?
— Кому?
— Ему!
— С какой стати?
— Не понимаю, зачем врать, я же видел! Ты вообще все время врешь!
1955, зима.
Они сидят в комнате Ани.
— Что я вру, что? – возмущается Аня.
— Ты говорила, что с ним не встречаешься. А я видел, как вы вместе шли…
— Шли, да! Ну и что? Столкнулись, встретились. Случайно встретились! Это не значит встречаться! Ну? – в чем я вру?
Входит мать Ани, Антонина Яковлевна. Женщина интеллигентная.
— Аня, у тебя экзамены на носу, — говорит она.
— Еще полгода.
— Ты знаешь, как они быстро пролетят? А тебе совершенно некогда. То один молодой человек, то другой…
— Мама! Я сколько раз просила – стучать, когда входишь!
— Неужели? Ты что, начальник, буду я к тебе стучать? Или чужой мне человек? Или вы тут что-то не то делаете? А может, тебе родную мать вообще уже видеть противно?
Мать со слезами выходит.
— Дура! – шепчет Аня.
Но тут же выходит, слышен ее голос:
— Мам, ну хватит. Мам, перестань! Ну, хватит!
1955, зима.
Комната друга и соседа Левы.
— Ну, что скажешь? – спрашивает Павлик Леву, увлеченно мастерящего очередную модель.
— Что?
— Правильно я решил?
— Конечно.
— Что конечно?
— Решил правильно.
— А что правильно? Ты меня слышал вообще?
Лева обезоруживающе улыбается:
— Извини.
1955.
Конец зимы, начало весны, все тает и искрится. Улица.
— Вот что… — говорит Павел Ане.
— Что?
— Пошли в кино?
— Ты не это хотел сказать, — Аня проницательно смотрит на Павла.
1955, лето.
Лето. У Чистых прудов.
— Да это я хотел сказать!
— Нет, другое, я же вижу!
— Хорошо, другое.
— А что? Ну, говори, говори!
— Ладно.
1955, конец лета.
Филевский парк.
— Выходи… — говорит Павел.
1955, осень.
На кухне, за окном вечер.
— За меня…
1955, поздняя осень.
Дождь, они под козырьком подъезда.
— Замуж.
Аня молчит.
— Ладно. Считай, что я этого не говорил, — уныло говорит Павел.
— Да нет… Спасибо, Паша, но…
1956, зима.
В трамвае.
— … тебе же в армию идти.
— А я и не говорю, что прямо сейчас.
— Ты хочешь, чтобы я согласилась, а сам уйдешь в армию?
1956, весна.
Филевский парк.
— А что такого? – спрашивает Павел. – Раньше же были эти… Ну, как это называется. Ну, обручались люди. У меня вот… Мама подарила, это бабушкино. Серебряное…Возьми.
Он показывает серебряный перстень в коробочке, оклеенной бумагой.
— С какой стати?
— Я же не в смысле, что… А тоже – подарок.
— Подарки не передаривают.
— А мне оно зачем? Оно женское.
Аня надевает кольцо на палец, смотрит на него.
1956, осень.
Павел в армии. Он играет в составе оркестра на строевом смотре. Колонны вступают на плац.
Хроника, 1956-й год:
— на 20-м съезде КПСС Хрущев выступает с разоблачением культа личности Сталина;
— первый концерт Элвиса Пресли;
— Египет национализировал Суэцкий канал;
— советские войска подавили антикоммунистическое восстание в Венгрии;
— сборная СССР по футболу становится чемпионом Олимпийских игр в Мельбурне.
Вышли фильмы «Весна на Заречной улице», «Карнавальная ночь», «Преступление и наказание», «Старик Хоттабыч».
1956-57, зима.
Колонны уходят с плаца – уже в зимнем обмундировании.
1957, весна.
Казарма.
Павел, разувшись, сидит на подоконнике, пишет письмо.
1958, зима.
Аня в шубке с кавалером. Это не тот брюнет, которому она давала письмо. Но тоже брюнет. Высокий, стройный. Зовут его Виктор. Они вбегают в подъезд. Аня открывает почтовый ящик, достает газеты и письмо.
Они входят в квартиру, их встречают мама Антонина Яковлевна и дряхлая, но осанистая бабушка. Виктор помогает снять Ане шубку.
Аня кидает письмо в стопку других, что лежат в ящике письменного стола.
Они ужинают. Виктор и Аня рядом, как жених и невеста — учитывая, что он в темном костюме, а Аня в светлом платье. Антонина Яковлевна и бабушка многозначительно улыбаются.
— Виктор тоже в университете учится? – спрашивает бабушка.
— В МЭИ! – отвечает Виктор.
— МЭИ? Это что? Экономический институт?
— Бабушка! – удивляется Аня. – Московский энергетический, вся страна знает!
— Я не обязана знать то, что знает вся страна, — парирует бабушка.
Вечереет. Виктор встает.
— Я хочу выпить… — говорит он, улыбнувшись, глянул на Аню.
1958, весна.
Вставший Виктор продолжает – печально. Он в том же костюме, но застолье другое. Это поминки.
— За светлую память Маргариты Антоновны…
— Анатольевны, — шепчет Аня.
— Анатольевны. Я мало ее знал, но то, что я знал… Я знал ее только с лучшей стороны. Она была прекрасная бабушка и женщина. Добрая, душевная. Поэтому…
На серванте стоит бабушкин портрет, повязанный траурной ленточкой, а зеркала занавешены.
1958, лето.
Та же квартира, те же люди – в других одеждах.
Виктор, к костюму которого добавился галстук, продолжает:
— Поэтому на правах жениха предлагаю выпить за свою невесту, которая подарила мне незабываемое счастье, с которым я… Горько!
— Не имеете право командовать! – жеманно встревает женщина, сидящая на конце стола. – Только другие! Горько!
Жених и невеста целуются.
1958, лето.
Мать Павла, изменившаяся не в лучшую сторону, заходит в свою комнатушку с блюдцем нарезанной селедки и бутылкой водки. Некий мужчина вынул из футляра аккордеон Павла и, дурачась, тянет меха, нажимает на планки.
— Положи, — говорит Нина.
— Постой. Сейчас я тебе – полонез Огинского!
Нина отбирает аккордеон, укладывает в футляр.
— И вообще, иди отсюда! – говорит она.
— А выпить? Открыто же. Выдохнется.
— Не успеет!
Нина переворачивает бутылку и выливает на голову ухажера.
— С ума сошла? Добро переводить?
Он подставляет ковшик ладоней под остатки, которые выливает Нина, пьет.
1958, лето.
Танцплощадка у гарнизонного Дома офицеров. Много военных, но есть и гражданские. И большое количество нарядных одиноких женщин. Одна из них, танцуя, посматривает на Павла, который играет в оркестре.
Темнота в доме. Шепот:
— Паша, Паша, Паша… Иди ко мне…
Руки обвивают шею Павла, который стоит, повернувшись к окну.
Он оборачивается.
— Вы поймите, не могу я…
Другой дом или квартира. Другой вид из окна. Другая женщина. А Павел продолжает.
— Если я себе позволю, то, значит, и она имеет право позволить. Мне неприятно об этом думать.
Третья квартира.
— Дурак ты, — отвечает ему уже третья женщина. – Ладно, поешь хотя бы, — добавляет она с материнской интонацией.
Павел садится за стол, ест.
1959, осень.
Павел продолжает есть. Поднимает голову – он в своей квартире, мать сидит напротив, грустно смотрит на него. Закончив, Павел встает.
— Ладно, я пошел.
— Не надо. Замуж она вышла. Год назад еще.
— Она не писала. И ты тоже не написала ничего.
— Она вообще тебе писала?
— Нет. Но я подумал: мало ли. Институт, занятия…
— Занятия, ага.
Павел садится на стул.
— А нас сселяют, — говорит мать.
— Правда? Куда?
— Да в глушь, к Измайловскому парку куда-то. Наставили там пятиэтажек.
Комната Левы. Закадычный друг смущен – у него в гостях девушка Неля.
— Привет, — говорит вошедший Павел. – Вот – отслужил.
— Отлично! Проходи, познакомься!
Но чуткий Павел видит, как девушка смотрит в сторону и не выражает желания знакомиться.
— Да нет, я пойду… Я просто так… Потом.
Он выходит.
— Друг детства! – оправдывается Лева, чувствуя себя ни с того, ни с сего виноватым.
— Надеюсь, он приличный человек?
— Еще бы! Музыкант.
— Просто с друзьями детства бывают проблемы. У них тоже вырастают дети. Получается дружба семьями, то есть они будут общаться с нашими детьми, неизвестно, какое там будет влияние.
— Постой… — растерян Лева. – Ты говоришь: наши дети?
— А чьи же?
— То есть ты… То есть мы…
— Тебе этого не хочется?
— Наоборот!
1959, осень.
Дом где-то на Парковских улицах.
Мать Павла моет окно, смотрит на саженцы деревьев во дворе и говорит:
— А вообще-то ничего. Симпатично.
Хроника, 1959-й год:
— на Кубе к власти пришли коммунисты во главе с Фиделем Кастро;
— создана республика Кипр;
— запущена первая межпланетная автоматическая станция «Луна-1», появился первый искусственный спутник Солнца;
— в Тибете вспыхивает восстание против китайского гарнизона;
— Ирак разрывает военное сотрудничество с США;
— в Африке разрастается национально-освободительное движение.
Вышли фильмы «Баллада о солдате», «В джазе только девушки», «Жестокость», «Неподдающиеся».
1959, осень.
Парк.
Длинная аллея. Две фигуры идут по ней – Аня и Павел.
— Должен был понять, — говорит Аня, — если девушка не пишет, это что-то значит!
— Вообще-то я догадывался. А он хороший человек?
Павел достает папиросы, спички, прикуривает, прячась от ветра.
1960, зима.
— Конечно, хороший, — говорит Аня, кутаясь в шубку. – Инженер-наладчик электростанций. Командировок, правда, много. Но ты, знаешь, это даже ничего. Как-то освежает отношения. Я серьезно.
— Наверно.
— А ты жениться не собираешься?
1960, весна.
— Нет пока.
— А работаешь где?
— Преподаю в музыкальной школе. В ресторане играю.
— Хорошие деньги?
1960, лето.
— Не жалуюсь. Только не люблю хамства, когда заказывают музыку. Ты подойди, попроси нормально, зачем деньги прямо в лицо кидать…
— И угощают тоже?
1960, осень.
Конец аллеи.
— Я отказываюсь. У меня плохая наследственность. Ну вот… Опять я тебя увидел…
— Пройдемся еще? – предлагает Аня.
— У тебя же муж приехал.
— Сказала бы я тебе, с каким подарком он приехал! … Холодно…
— А поехали ко мне? Мама будет рада.
— Умрет от счастья. Ты сообрази, что предлагаешь?
— А что?
— Ничего. Замужняя женщина в гостях у сына…
— При чем тут замужняя. Мы друзья.
-Друзья вон пиво пьют, — кивает Аня на трех мужчин, которые устроились на разноцветной листве у большого пенька и наслаждаются общением.
— И мы можем выпить. Чаю.
Помедлив, Аня говорит:
— Нет, я в гости не против. Только чтобы мамы не было.
— Хорошо. Завтра?
— Какой ты быстрый… Надо выбрать время…
1961, зима.
Аня в гостях у Павла. Мамы дома нет.
Павел снимает с Ани шубу. Ведет в комнату.
Аня осматривается.
— Уютно. Телевизор не купил еще?
— Успеется.
Они сидят на кухне, Павел разливает чай.
— А покрепче? – спрашивает Аня.
— Конечно!
Павел достает вино, разливает.
— Твое здоровье! – Аня выпивает сразу же.
Павел внимательно смотрит.
— Чего?
— Да так… Ты не увлекаешься? А то мама у меня, бывает… Знаешь, женский алкоголизм – это очень тяжело.
— Себя пугай. Неотесанный ты, Паша.
— Почему?
— Кто же девушку на кухне принимает?
— Действительно…
Павел собирает все на поднос и несет в комнату.
Там уже работает телевизор – с чудным кинескопом, перед которым емкость, наполненная водой.
Аня входит, заслоняя собой телевизор.
1962, лето.
Аня тянется к выключателю – уже другого телевизора.
Нажимает на кнопку. Становится темно.
— Аня, Аня, ты что? – шепчет Павел.
— Я тебе не нравлюсь?
— Не о том речь. Ты замужем. Я так не хочу.
— А как ты хочешь?
— Ну… Разведись с ним, выходи за меня.
— Не хочу. Хочу иметь любовника. Стань моим любовником, — говорит выпившая Аня.
— Ты просто хочешь ему отмстить.
— Да. Я вам всем хочу отомстить. Я красивая?
— Очень.
— Мало! Я хотела бы такой красивой быть, как… Ну, просто, чтобы все падали! Чтобы умирали! А я бы всем обещала и никому бы не дала!
— Аня! – с упреком говорит Павел.
— Не нравится? А замуж зовет! Козел плешивый.
— Я не плешивый.
— Будешь! – шлепает Аня его ладошкой по голове, где наметилась лысина.
1962, лето
Павел играет на свадьбе Левы, в том числе народные еврейские мелодии.
А потом – песню «Ландыши». Гости поют.
1962, лето
Эту же песню Павел исполняет в ресторане. Но вдруг к оркестру подходит молодой человек с комсомольским взглядом. Что-то говорит. Его не слушают. Он подходит к руководителю, кричит ему на ухо:
— Вам известно, что эта песня запрещена к исполнению?
— Кем?
— Вообще запрещена!
— Кем вообще запрещена? Бумажку покажи!
— Вам покажут! И не только бумажку!
Руководитель делает знак. Оркестр умолкает и начинает играть только что вошедшую в моду песню «Солнечный круг». Танцевать под нее странно, но публика все же танцует. Все переглядываются и посмеиваются.
Павел видит Аню с незнакомым мужчиной. Он отставляет аккордеон, идет к столику, где сидят Аня и мужчина.
Галантно кланяется.
— Здравствуйте. Я Павел, мы вместе с Аней учились. Аня, познакомь меня с мужем.
Аня встает и тянет Павла в сторону.
— Дурак, это не муж!
— А кто?
— Никто! Сотрудник. Вместе в БТП работаем.
— Где?
— Бюро технических переводов!
— Не похож он на переводчика… — задумчиво говорит Павел.
1962, лето.
Виктор подъезжает к дому на машине «Москвич-407». Выходит. Видит Павла, который ждет у подъезда.
— Здравствуйте, — говорит Павел. – Вы – муж Ани?
— Допустим.
— Вы не подумайте чего-нибудь… Мы друзья детства… Просто… Мне кажется, она вас любит.
— Мне тоже так кажется. Что дальше?
— Мне кажется, вы себя не совсем правильно ведете.
— Она рассказывала?
— Нет. Но… Понимаете, так нельзя. Она такая женщина… Если вы не можете обеспечить ее счастье, то лучше уйдите.
— Ты пьяный, что ли?
— Не увлекаюсь.
— Слушай, придурок…
На этом эпизод обрывается.
1962, осень.
Квартира Павла.
— Какое ты имеешь право… — начинает Аня и умолкает, видя входящую Нину Кирилловну, мать Павла.
- Предновогодние дни.
Улица.
— вмешиваться в мою жизнь? – спрашивает Аня.
— Извини…
— Хотя, ты прав уже в том, что нам пора с ним развестись.
1964, весна.
Квартира Ани и Виктора.
— А я против? – спрашивает Виктор. – Все равно у меня жены будто и нет.
— Это почему?
1964, лето.
Квартира Ани и Виктора.
— А ты посмотри вокруг! Грязь, бардак, посуда горами стоит грязная, ребенок неухоженный!
— Я работаю!
— А кто тебя просит работать? Нам хватит и моей зарплаты!
1964, зима.
Квартира Ани и Виктора. Рабочие делают ремонт.
— Ты хочешь, чтобы я полностью зависела от тебя?
— Да я уж вижу, что ты хочешь от меня не зависеть!
1965, лето.
Ремонт сделан.
— Полностью освободиться! На здоровье!
— Значит, решено?
— Решено!
Виктор выходит, хлопнув дверью. Он был в домашнем – а возвращается в костюме, приехав с работы. Садится в кресло с загадочным видом.
— Что? – спрашивает Аня.
— На Асуанскую плотину могут послать. Ты понимаешь, что это шанс?
— Еще бы! – радуется за мужа Аня.
— Но там условие: с женой. Во избежание морального разложения.
— А как же… А как же Петя?
Аня указывает на мальчика Петю, их сына, которому уже шесть лет.
— Там детских садов нет. Оставим Антонине Яковлевне. Она будет только рада. Обожает внука.
— Нет. Как я… Нет, я не поеду!
Хроника, 1965-й год:
— президент Линдон Джонсон представил программу «Великого общества»;
— космонавт Алексей Леонов впервые в истории человечества вышел в открытый космос;
— в Вашингтоне проходит первая крупная демонстрация против войны во Вьетнаме;
— открыто Самотлорское нефтяное месторождение;
— построен самый длинный в Европе Саратовский мост.
Вышли фильмы: «Ваш сын и брат», «Дети Дон Кихота», «Обыкновенный фашизм», «Фантомас разбушевался».
Продолжается строительство Асуанской плотины в Египте.
- Египет.
Строящаяся плотина. Заунывная музыка. Аня в качестве переводчицы сопровождает группу советских, египетских деятелей и еще каких-то иностранных представителей. Переводчик-египтянин что-то говорит своему хозяину, а Аня – иностранному представителю. Хозяин не слушает переводчика, смотрит на Аню. Аня отворачивается.
1966, зима.
Кабинет музыкальной школы. Старшеклассница Марина старательно проигрывает мелодию на аккордеоне. Павел смотрит в окно.
1967, весна.
Пальцы Марины. В окне – расцветающая сирень.
1968, осень.
Пальцы Марины. В окне дождь. Павел поворачивается.
— А почему именно аккордеон?
— Что?
— Почему вы решили именно на аккордеоне играть?
— Нравится. Я танго люблю слушать. И играть тоже. Нет, но я с музыкой свои планы не связываю.
— А с чем?
— С вами, — очень тихо говорит Марина.
Павел кашляет.
— Марина, мне тридцать лет исполнилось.
— А мне восемнадцать скоро.
— Еще раз.
— Что?
— Играйте.
1968, осень.
Филевский парк. Павел прогуливается с Мариной.
Они о чем-то говорят. Видим издали. Потом приближаемся.
Павел говорит:
— Марина, я потрясен. Я старый, уже лысый почти… А ты… Да нет, не в этом дело. Главное, я решил, что никогда вообще не женюсь! Я… Ты понимаешь, я люблю другую женщину.
— Да? А кто она?
— Она… Неважно, ее вообще даже нет в Советском Союзе.
— Иностранка, что ли?
— Нет. С мужем работает за границей.
— Не понимаю. И замужем, и за границей. А вы ее любите. Как это?
— А вот так, Марина. Так что… Ты мне очень нравишься. Но жениться – нет, э то не для меня.
— Мы и без свадьбы можем обойтись.
1969, осень.
Квартира Павла и его матери. Очень скромная свадьба. Но все же в комнате, где составлены столы, набралось человек тридцать. Нина хлопает рюмку за рюмкой, Павел встревожено смотрит на нее. Тем более, что на нее смотрит и сваха, то есть теща Павла, дебелая женщина с категоричным лицом.
Звонок телефона. Павел подходит к трубке. Говорит, глядя в сторону стола. Марина ласково ему улыбается. Он отворачивается.
Аня – где-то в офисе египетской фирмы. Восточный стиль. Это она звонит по телефону.
— Привет, это я.
— Ты в Москве?
— Нет, просто тут телефон бесплатный для меня, решила позвонить. Я была в Москве, звонила, тебя не было.
— Я был. То есть… Может, отходил куда-то, а так я все время дома. Ты когда еще будешь?
— Не знаю. У тебя все нормально?
— Да. А когда ты приедешь?
— Может, через месяц. Увидимся?
— Конечно.
— Ты знаешь, я по тебе соскучилась. Хочется посидеть, поговорить. С тобой хорошо говорить, ты все понимаешь. А тут… Ладно, целую, пока!
Павел кладет трубку, идет в кухню. Стоит там, будто вспоминает, зачем пришел.
Выходит в прихожую.
Гости ничего не понимают.
Невеста кусает губы.
1969, осень.
Павел идет по улице.
Вечер. Он – в Филевском парке. Идет группа парней. Они встают на пути Павла.
— Ну, чего вам? – спрашивает Павел. – Денег? Закурить?
— И денег, и закурить, — соглашается один из парней.
— Сейчас получите.
И Павел бросается на них с безрассудной храбростью.
Драка. Потом парни разбегаются, Павел остается лежащим на земле.
Медленно поднимается, садится на скамью. Вытирает кровь.
1969, осень.
Меж тем в квартире, где свадьба, скандал. Гости почти все уже разошлись.
— Нет, вы мать или нет? – возмущается несостоявшаяся теща. – Вы должны знать, где ваш сын?
— Отстаньте! Спросите у него сами! – машет рукой Нина и тянется за рюмкой.
— А как мы спросим, если его нет?
Марина встает.
— Пойдем отсюда! – кричит невесте мать. — Говорила я тебе: не нравится мне этот плешивый козел! Нет, главное, молоденькую девочку заманил – и сам же сбежал! Это какую наглость надо иметь!
— Может, вернется еще? – предполагает сильно выпивший отец Марины. – Я вот всегда возвращаюсь.
— А куда бы ты делся!
— Пойдемте, – решительно повторяет Марина. И – Нине: — Извините.
— Не стоит благодарности, — бормочет Нина.
1969, осень.
Египет.
Аня едет с водителем-арабом в советском джипе-«козелке» (ГАЗ-69). Пыльный ветер.
Аня идет к строительному вагончику. Поднимается по лесенке, входит. Возвращается – никого нет. Встречает мужчину и женщину, о чем-то спрашивает. Те отвечают, идут дальше. Мужчина заходит в вагончик, женщина торопливо возвращается, что-то говорит Ане, указывая на дальний вагон.
Аня идет к нему. Стучит в дверь. Пытается заглянуть в окно. Оно занавешено. Аня хватает ящик, ударяет по стеклу, стекло разбивается. Аня смотрит внутрь, отодвинув занавеску. Там ее муж Виктор и молодая женщина торопливо одеваются.
1970, лето.
Аэропорт в Каире.
Виктор и Аня улетают.
Вполне дружелюбно и семейственно осматривают чемоданы, сумки.
— Наконец-то домой, — говорит Аня.
— Да. Я по русской речи соскучился.
— А я с тобой разве не по-русски говорю?
— По-русски. Но я хочу, чтобы много!
Хроника, 1970-й год:
— открытое письмо Андрея Сахарова с требованием демократизации общества;
— Пол Маккартни объявил о распаде группы «Битлз»;
— с конвейера ВАЗа сошли первые автомобили «ВАЗ-2101», впоследствии прозванные «копейками»;
— зарегистрировано изобретение компьютерного устройства «мышь»;
— Сальвадор Альенде стал президентом Чили;
— палестинские террористы захватывают британский самолет.
Вышли фильмы «Внимание, черепаха», «Кремлевские куранты», «Приключения желтого чемоданчика», «Судьба резидента», «Человек-оркестр».
1970, осень.
Виктор, Аня и Петя въехали в новую квартиру (кооперативную).
Аня обходит комнаты.
— Вот тут поставим постель, платяной шкаф – и больше ничего. Тут телевизор, книжный шкаф, столик небольшой, два кресла, диван…
1970, осень.
Аня в мебельном магазине смотрит на мебельную стенку, на кресла и диван.
— Это сколько стоит? – спрашивает она продавца, показывая на стенку.
— Стенка? На нее запись.
— А кресла можно купить?
— Только с диваном. Гарнитур.
— А мне диван нужен. Может, купим на двоих? — предлагает мужчина, чем-то похожий на Виктора, но другого типа. Пошире, пополнее. Поосновательнее.
1970, зима. Кафе.
Павел и Аня. Оба в пальто.
— Не знаю, что делать, — говорит Аня. – С Виктором столько прожили, у нас сын общий. Одиннадцать лет все-таки ему, все понимает.
— А ты его любишь?
— Кого?
— Ну, этого? Василий?
— Валерий. Он меня любит, понимаешь? Я устала с Виктором, что он все время по сторонам смотрит.
— А ты нет?
- Весна.
То же кафе. Павел в свитере, Аня в плаще.
— А я нет. Я могла увлечься… А теперь мне хочется надежности. Определенности какой-то. Возраст, наверно.
— Тебе тридцать три.
— А что, мало?
— Кроме этого Василия…
- Лето.
То же кафе. Павел в рубашке, Аня в платье.
— Валерия!
— Извини. Кроме Валерия есть еще один человек, который тоже тебя любит.
— Ты слишком любишь.
— Как это – слишком?
— Ну… Это тяжело тоже, когда на тебя надышаться не могут. Ответственность большая. Ты пойми, что может случиться: вот мы поженимся, да? А я вдруг увлекусь. Ты же тогда с ума сойдешь или повесишься! И нужно мне такой грех на душу брать?
— А он?
— Кто?
— Василий.
- Осень.
То же кафе. Аня в плаще, Павел в куртке.
— Валерий!
— Заклинило. Извини. А он – не повесится?
— Нет. Он меня любит нормально, спокойно. Вообще очень нормальный человек.
— Каменная стена?
— А ты без иронии, пожалуйста. Слушай, давно я тебя не видела.
— А что?
— Хорошо выглядишь. Не стареешь.
— Это я чтобы дождаться тебя молодым.
Павел приходит на работу в ресторан. Видит странное устройство на ножках с клавишами.
— Это что?
— Синтезатор! — отвечает руководитель. – Ни у кого такого еще нет, цени!
— А кто будет играть?
— Ты, Паша, кто же еще? Тот же аккордеон фактически. А послушай, какой звук. Просто поет!
Павел тоже нажимает на клавиши.
— Гнусаво оно поет.
— А людям нравится.
— То есть, я не понял, аккордеон уже не нужен?
— Паша… У нас не симфонический оркестр, ты забыл. И чего ты? Те же клавиши, освоишь за два дня!
— У нас хороший ресторанный оркестр. Я на этом играть не буду.
- Лето.
Павел входит в здание, где рядом с входом висит большое объявление: «Набор музыкантов в ансамбль песни и пляски».
Павел играет на сцене пустого зала. Его слушает комиссия во главе с пожилым человеком, на лацкане пиджака которого скромно сияет звезда Героя социалистического труда.
— Неплохо, — говорит Герой. – Как думаете?
— Главное, репертуар богатый, — поддакивают ему.
— Техника не идеальная, — сомневается третий.
— Да? Есть еще кто?
На сцену выходит молодой человек с аккордеоном. Садится, начинает играть.
То, что он делает с инструментом, фантастично.
Павел молча укладывает свой аккордеон в футляр.
Павел играет на свадьбе. Гости нестройно поют.
— Выпей, заработал! – предлагает Павлу один из гостей.
— Нет, спасибо.
— Для вдохновения.
— Я не пью.
— Что значит не пью? Ты же не верблюд?
— Не надо мне тыкать.
— Чего?
— Не надо мне тыкать, мы с вами не знакомы.
— Ты пришел сюда настроение людям портить?
- Осень.
Павел и Аня сидят на кухне в его квартире. Выпивают.
— Вот такие дела, — говорит Аня. – Одни проблемы. Валерий ребенка от меня хочет, а я от него не хочу. Да и не полюблю я никого больше Пети.
— Ему сколько?
— Шестнадцать. Ужасный возраст. То у отца живет, с ним поругается – ко мне. Со мной поругается – к нему… Учится плохо. На отца надеется, что тот ему поможет поступить. Ну, поможет, конечно, а учиться-то он сам должен!.. А мама где?
— Умерла.
— Когда? Ужас какой… Она же молодая еще была!
— Относительно.
— А что же не позвонил, не позвал на похороны?
— Да… Так как-то…
— А ты начал пить?
— Не особенно.
— Смотри, у тебя наследственность. Паша, вот скажи, почему так получается? Ты мне ближе всех, а у нас ничего не выходит. Почему?
— Не знаю.
— А я знаю. По моей подлости. Знаешь, в чем подлость?
— Нет.
Начало года, зима. Павел и Аня сидят в том самом ресторане, где работал Павел. (Павел во время разговора махнет рукой узнавшему его руководителю).
— Я скажу, в чем моя подлость, — продолжает Аня. – У меня со всеми плохие отношения. С Виктором, с Валерием, с сыном. Потому что мы постоянно общаемся. Я для них – реальный человек. А для тебя – мечта. Хочешь эксперимент?
- Лето.
Павел катает Аню на лодке – на Чистых прудах.
— Какой эксперимент?
— А такой. Я буду с тобой – и ты меня сразу же разлюбишь.
— Нет.
— Что нет? Не разлюбишь?
— Не хочу быть с тобой.
— Почему? Боишься?
— Нет. Я – так не хочу.
— А как?
— Навсегда.
— Без вариантов?
— Без вариантов.
— Ты ненормальный, Паша. Ты отказываешься от любимой женщины!
— Я не отказываюсь. Я просто – так не хочу.
- Осень.
7 ноября. По радио и на улице – музыка и здравицы. «Да здравствует пятидесятилетие Октябрьской революции!» Павел и Аня – в постели. Аня приподнимается на локте, смотрит на Павла.
— Ну? – спрашивает она.
— Что?
— Разлюбил?
Павел молчит.
Аня ложится на спину.
— Почему так? – спрашивает она. – Я с детства хотела жить легко, весело, празднично. У меня характер такой. А живу тяжело. Ну, то есть, психологически тяжело. Так-то все нормально.
Хроника, 1977-й год:
— В Чили запрещена деятельность политических партий, ужесточена цензура;
— продолжаются волнения в Ирландии;
— в СССР опубликован проект четвертой Конституции, утверждающей руководящую роль КПСС;
— умер Чарльз Спенсер Чаплин;
— атомоход «Арктика» покорил Северный полюс.
Вышли фильмы «Женитьба», «Звездные войны, эпизод 4», «Мимино», «Служебный роман», «Этот смутный объект желания».
- Весна.
Парк.
Аня и Павел идут по аллее, взявшись за руки, как совсем молодые.
По аллее мчатся два мотоциклиста, озоруя, пугая гуляющих. Аня вдруг тащит Павла в кусты.
— Это Петр!
— Веселый у тебя сын.
— Отец ему мотоцикл купил, говорила я, что не надо!… Как думаешь, он меня узнал?
— Давай поженимся?
— Паша…
— Понимаю. Я человек бедный, а ты привыкла к обеспеченной жизни.
— Да при чем тут это?
— А в чем тогда дело?
Коридор музыкальной школы. Павел говорит с директрисой. Вернее, она с ним:
— Павел Александрович, журнал надо вести, извините! У вас там с посещаемостью не поймешь что, а с меня спрашивают.
Мимо проходит женщина лет тридцати, стройная, красивая.
— Это кто? – спрашивает Павел.
— Маргарита Ильинична, новый педагог в хоровой группе.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Я все заполню.
- Весна.
Квартира Павла.
В пустой квартире звонит телефон.
- Весна.
Аня перед дверью Павла. Звонит, стучит.
Достает из сумочки бумагу и ручку, пишет записку, оставляет в двери.
- Лето.
Павел и Маргарита прогуливаются по улице. Мимо едет машина – «Москвич-412». Сигналит. Водитель машет рукой. Это Лева.
Маргарита и Павел садятся в машину.
— Вот, — говорит Лева. – На своей еду.
— Ясно, — кивает Павел.
— Ты не понял. Я делаю эти машины.
— Здорово! – говорит Маргарита. – Отлично выглядит. Только она… Ну, как бы сказать… Я вот, когда в театре работала, на гастролях была во Франции, там… Ну, как-то покрасивее машины.
Лева тут же заводится.
— Извините…
— Маргарита.
— Извините, Маргарита, вы просто не разбираетесь в автомобилях!
— Это точно, — смеется Маргарита.
— Вы не представляете, сколько тут всего нового! Это отличная машина, супер-машина! Верхнеклапанный двигатель, синхронизированная коробка передач, тормоза с вакуумным усилителем, полнопроточный масляный фильтр, а двигатель! Игорь Иванович гениальный двигатель сделал! Наклоненный блок цилиндров, одно это уже – высший класс, додуматься надо было! И надежность потрясающая! Есть некоторые, говорят, что мы это с БМВ тысяча пятьсот срисовали. Неизвестно еще, кто у кого срисовал!
— Верим, Лева, верим, — улыбается Павел. – Только кузов можно было сделать поинтересней все-таки.
— Это не ко мне! Я им тоже говорил: что у вас вечно какие-то гибриды получаются? Похоже на все сразу, а своего лица нет! Я предупреждал, что ВАЗ нас сделает – и уже начинает делать! Так они сто двадцать четвертый Фиат выпускают! А у нас все свое! Вот, кстати, где кузов ни на что не похож – мыльница! А видел я еще их новые проекты – так вообще на зубило похоже!
Лева машет рукой, смеется.
— Извините. Кто о чем, а я… Слушайте, а заедем ко мне? Неля будет рада. А?
- Лето.
Квартира Левы.
За столом – располневшая Неля, красивые дочери Даша и Ксения, 18 и 14 лет.
— Вот, дочки, знакомьтесь, Павел, друг моего коммунального детства, музыкант, — представляет Лева. – И — …
— Маргарита, — говорит Павел. – Моя невеста.
Маргарита опускает глаза.
Большой кабинет директрисы музыкальной школы. Сюда вызваны Павел и Маргарита.
— И я не понимаю, — говорит директриса гневно, — у нас тут коллектив или что? Вчера иду в кабинет сольфеджио – заперто. Иду к вахтерше за ключом, она говорит: ключ взял Павел Александрович! То есть, значит, дверь заперта изнутри. Я стучу – не отвечают. Ладно, я жду. Через час оттуда выходит Павел Александрович – и не один, а…
— Вам обязательно в подробностях? – спрашивает Павел. – Это личное дело.
— Какое может быть личное дело в учебных помещениях? Вы вообще уже! Скажите спасибо, что я не пустила это дело через нашего парторга, болеет он!
— А любовью у нас теперь парторг заведует? – спрашивает Маргарита.
— Бесстыдство какое! – шипит пожилая преподавательница.
— Завидуете? – усмехается Маргарита.
- Весна.
Роддом.
Глаза Маргариты светлеют: она принимает из рук нянечки кулек с младенцем.
А под окнами роддома стоит с цветами Павел.
Маргарита кормит сына.
Потом ложится и смотрит с улыбкой в потолок.
- Лето.
Больница.
В точно такой же потолок смотрит второй муж Ани, Валерий.
Он окаменел в своем горе и в своей болезни.
Ани утирает слезы, шепчет:
— Все будет хорошо, Валера, все будет хорошо. Ты сильный, ты сумеешь.
Он медленно поворачивает голову. Что-то говорит.
— Что?
Аня наклоняется, приставляет ухо ко рту Валерии.
— Освобожу тебя, — выговаривает он.
— Что ты, перестань! – говорит она. – Мне никого, кроме тебя, не нужно!
1981 г. Осень.
Павел в кабинете какого-то начальника.
— Мы пробуем провести на директора школы вашу кандидатуру, Павел Александрович, — говорит начальник. – Мария Алексеевна теперь высоко взлетела, в смысле продвинулась… В смысле, получила достойное продвижение. И рекомендовала вас. Одно но: вы не член партии. Однако, мы можем походатайствовать.
— То есть?
— Ну, чтобы вас приняли. У них квота на интеллигенцию небольшая есть. В смысле, в райкоме.
— Нет, извините, — отвечает Павел. – Не хочу.
— Чего не хотите? В партию вступать?
— Директором быть не хочу. Не умею быть руководителем.
— Дело ваше, дело ваше…
— Разрешите идти?
— Что вы так? Мы не в армии?
— Это правда. В армии проще.
— В каком смысле?
— Один приказывает, другой подчиняется. Без вопросов.
— Вы что, политикой интересуетесь?
— Я людьми интересуюсь.
- Лето.
Дачная местность. Павел и Маргарита идут рядом, Павел посадил на плечи маленького сына Ивана. Идиллия.
1981 г. Лето.
Павел и Аня – в кафе.
— Ты только не подумай, что мне от тебя чего-то надо, — говорит Аня. – Просто выяснилось, что я совсем одна. И прохлопала самого главного человека в своей жизни. Цени: открытым текстом говорю.
1981 г. Лето.
Парк.
— Мне уже сорок три года, Паша.
1982 г. Лето.
Кафе.
— А когда женщине сорок четыре, она не врет. Потому что некогда врать. Ты счастлив?
1982 г. Ноябрь.
То же кафе.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь, только в России на вопрос, счастлив ли ты или нет, отвечают: а что вы имеете в виду? Счастье я имею в виду!
— У меня все нормально.
Слышатся какие-то продолжительные гудки.
— Что это? – спрашивает Аня.
— Забыла? Брежнева хоронят.
— Охота мне помнить эти пустяки. Паша, Скажи, если…
Она умолкла.
— Что?
Хроника, 1982 год:
— Волнения в Польше, связанные с повышением цен на продукты;
— в Никарагуа введено военное положение;
— военный конфликт Великобритании и Аргентины из-за Фолклендских островов;
— иранские войска вторгаются в Ирак;
— продолжается Ливанская война, израильские войска принимают американский план вывода войск из Западного Бейрута;
— умер Генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев;
— в Германии продемонстрированы первые компакт-диски.
Вышли фильмы «Вокзал для двоих», «Покровские ворота», «Полеты во сне и наяву», «Сказка странствий», «Дом, который построил Свифт».
1983 г. Начало лета.
На речном трамвайчике.
— А если я скажу: давай жить вместе? Навсегда. Без вариантов?
— Не надо так шутить, Аня.
— Я не шучу. Я просто всю жизнь чего-то искала и только теперь поняла: не надо было искать. Я не могла сообразить, как это – прямо под боком? Не верилось.
Павел смотрит на воду.
— Не думай, — говорит Аня, — что это я от одиночества. Я уже привыкла одна. Бывший муж за границей застрял, Петру тоже нашел там местечко, я за них рада. У меня тоже интересная работа. Просто я все чаще думаю о тебе.
— У меня семья, Аня, — говорит Павел. – Я не могу их бросить.
— Извини, — говорит Аня. – Считай, что я этого не говорила.
1983 г. Лето.
Ночь. Квартира Ани.
При лунном свете Аня смотрит на Павла, а он на нее.
— Потрясающе… — говорит Аня. – Ты совсем не изменился.
— Особенно если смотреть в темноте.
— Брось. Я серьезно.
— Ты тоже.
— Теперь ты врешь.
— Ага, значит, ты врала?
— Я-то как раз говорила правду.
— Обалдеть. По сорок пять лет, дуракам, а они как дети, — удивляется Аня. – Мы просто сохранили себя друг для друга, да?
- Осень.
— И Маргарита Ильинична права, что обратилась в профком! – веско говорит председатель профкома, сухопарый, болезненный, пожилой мужчина. – Уйти из семьи, от маленького ребенка! Павел Александрович, я вас просто не узнаю!
В комнате – заплаканная Маргарита, другие члены коллектива, жадно слушающие и разглядывающие.
— У нас другие вопросы есть на повестке дня? – спрашивает Павел.
— Мы еще этот не закончили.
— Тогда извините. Меня ученики ждут.
Через некоторое время председатель профкома встречает Павла в коридоре.
— Паша, ты пойми, я был обязан… Но я не понимаю. Маргарита – эффектная, молодая женщина. Или ты еще моложе нашел?
— Намного.
— Серьезно? Сколько ей?
— Пятнадцать. Ей всегда будет пятнадцать.
— Не морочьте мне голову, Павел Александрович!
— Ну, сорок пять. При чем тут это вообще?
— Тогда тем более не понимаю!
- Весна.
Прием в Кремле. Вдали – М.С. Горбачев в окружении иностранных журналистов. А Аня что-то говорит американцу Нилу Аткинсону, бизнесмену, медиамагнату лет шестидесяти. Тот кивает.
Потом говорит:
— Не откажетесь поужинать со мной?
— А вы разве один в России? Я хотела сказать: вы без жены?
— Жена умерла пять лет назад. Рак. Вы очень похожи на нее.
— Возможно…
1985 г. Лето.
Нью-Йорк.
Нил и Аня едут в машине.
— Этот русский очень неглупый человек, — говорит Нил. – Имей это в виду. Ты мне поможешь оценить его с точки зрения ментальности. Хорошо?
Холл гостиницы.
Нил и Аня входят, Аня видит Виктора и отвечает:
— Легко. Это мой бывший муж.
— Какое совпадение! Может, тебе неприятно с ним встречаться?
— Наоборот. Я хотела сказать: все равно.
Виктор встает. Очень удивлен. Он сам моложав, но моложавость Ани его потрясает. Нил очень доволен: его, как истинного американца, забавляют такого рода совпадения.
Тот же день. Виктор и Аня – в гостиничном номере.
Аня одевается. Смотрит на часы.
— Мое время кончилось.
— Ты у него служишь – или?
— Служу. Или. Или служу. Замужем я за ним.
— Ого.
Аня садится на постель.
— Сорок семь лет дуре…
— Больше тридцати не дашь.
— Знаю, я не об этом. Хотя и об этом тоже. Знаешь, почему мы с тобой, наверно, не стареем? Мы слишком были озабочены… Ну, построить жизнь, потом бытовые проблемы и все прочее. Не до себя было. А сейчас новые возможности – и мы наверстываем. Нет, не это… Понимаешь, я с тобой как-то не дожила, ощущение какой-то незаконченности было…
— А теперь?
— И теперь. И с Валерой то же было. Я начинаю новую жизнь, не успеваю ее прожить – и опять все заново. Понимаешь?
— Конечно.
— А этот никогда не поймет. Но он мне нравится. И я с ним буду – до конца. Надо же хоть одну жизнь прожить до конца, как думаешь?
— Возвращайся ко мне.
— Нет. Ни к тебе, ни в Россию. Хватит.
Хроника, 1991-й год:
— советские войска берут штурмом здание телецентра в Вильнюсе;
— американские войска начали военную операцию в Ираке – «Буря в пустыне»;
— в СССР издается указ об изъятии пятидесятирублевых и сторублевых купюр в ограниченное время;
— одна за другой бывшие советские республики провозглашают суверенитет и выходят из СССР;
— покончила с собой поэтесса Юлия Друнина;
— открылись станции метро «Дмитровская», «Тимирязевская», «Петровско-Разумовская» и «Владыкино»;
— группа лиц во главе с Геннадием Янаевым пытается осуществить государственный переворот.
Вышли фильмы «Виват, гардемарины», «Дом на песке», «Молчание ягнят», «Ночь на земле».
1991 год. Август.
По телевизору показывают путч. А Павел сидит и выпивает.
Звонок телефона.
Аня с радиотелефоном в руках на заднем дворе особняка. Вернее, это не двор, а большая лужайка, спускающаяся к берегу (Атлантический океан, Новая Англия).
— Привет, у тебя все в порядке? – тревожно спрашивает Аня.
— А в чем дело?
— У вас такие дела творятся, опять какая-то революция?
— Не знаю. Может быть. И не звони мне больше, ясно?
— Паша, что с тобой? Ты пьешь?
— Да, пью. И все. Все нормально. Все отлично! Катя, еще бутылочку!
— Какая Катя?
— Жена. Молодая, красивая. Ты же знаешь, я люблю молодых красивых жен! (Воображаемой Кате). Это я так, с одной подругой детства. Ну, не ревнуй, не надо, она старая, ей уже пятьдесят три, люди столько не живут!
Аня бросает телефон на шезлонг.
А у Павла кончилась выпивка.
Павел идет к ларьку. Ларек закрыт. Павел стучит в окошко.
Прохожий делает замечание:
— Тут такие дела происходят, а им лишь бы пить!
— А что происходит? – спрашивает Павел. – Жизнь происходит, только и всего! Откройте! Человеку плохо!
Он стучит все сильнее. Стекло разбивается.
1991 г. Ранняя осень.
Павел в больнице. Ему разбинтовывают руку. Кисть руки скрючена.
— Ну вот, все срослось, — говорит врач.
— Она так и будет?
— Увы, контрактура.
— Какая контрактура? Вы что? Я же музыкант! Вы профессии меня лишили!
— Не надо кричать. Вы сухожилия перерезали, нервы. И не я же стекла бил, правда?
— Черт… Но что-то можно сделать?
— Разрабатывайте. Массаж, ежедневные упражнения.
Павел на больничной койке. Сгибает и разгибает пальцы. Бьет рукой о спинку кровати.
Пожилой больной советует:
— Ты горох собирай.
— Какой горох?
— Мне один врач посоветовал, опытный мужик, профессор: рассыпать горох по полу и собирать.
- Зима.
Ученик играет на аккордеоне.
— Быстрее пальцами, быстрее! – недоволен Павел.
Пытается показать, но у него самого не получается.
- Зима.
Павел дома. Рассыпал банку гороха по полу. Собирает обратно в банку. Садится у стены, закрывает глаза. Из закрытых глаз текут слезы.
- Весна. Лето. Осень.
Меняются времена года, Павел собирает горох.
Пробует играть. Получается плохо.
- Октябрь.
По телевизору показывают штурм Белого дома. Без звука: Павел играет.
Павел в больнице. Врач объясняет ему.
— Вам все сделали правильно. Сухожилия, артерии пришить – раз плюнуть. Главное дело – нервы. Нерв ведь не ниточка, он скорее трубочка, а внутри… ну что-то вроде геля.
— Мне объясняли.
— Ну вот. И он у вас как бы пунктиром. От этого пониженная чувствительность, атрофия мышц.
— Вот тут шишка, — показывает Павел бугорок на запястье. – Может, из-за этого нервы и не могут пробиться?
— Будет новая операция – будет другая шишка. И почти месяц в лангетке проходите, кисть будет бездействовать. Сейчас она у вас хватает, держит, а если и этого не будет? Зачем вам этот риск?
— Я музыкант.
— На чем играете?
— Аккордеон.
— И это так серьезно?
— Что?
— Ну, вы гениальный музыкант, вам это позарез надо? Другую профессию не можете найти?
— Я не гениальный музыкант. Более того, я посредственный музыкант. Но я хочу играть.
— Не знаю… Лично я за повторную операцию не возьмусь.
— А что делать?
— Свечку в церкви поставьте, сейчас это модно. Извините. Попробуйте разработать.
— Пробовал.
— Пробуйте еще.
Павел собирает горох.
Играет.
И опять собирает, и опять играет.
1995 г. Лето.
Репетиционный зал.
Здесь собрались рок-музыканты причудливого вида: один в халате и тюбетейке, второй лысый, в белой одежде, как кришнаит. И т.п. Им уже за сорок. Входит их руководитель Гена Борисевич. Берет гитару, настраивает. Говорит:
— Вчера сына ждал в музыкальной школе. Стою за дверью, слышу, как пиликает.
— На скрипке?
— Аккордеоном увлекся. И вдруг – заиграл. Я просто обалдел. Заглянул – а это не он, а его педагог. Я к тому, что нам аккордеон нужен.
— А сколько ему?
— За пятьдесят примерно. Ну и что? Нам самим за сорок.
- Лето.
Репетиционный зал.
Павел играет с рок-командой. Борисевич останавливается.
— Что-то не так? – спрашивает Павел.
— А у вас заграничный паспорт есть?
— Нет.
— Надо сделать. Возможно, весной в Америку поедем.
— Правда? – радуется человек в тюбетейке.
— Правда, правда. Играем.
- Февраль.
Зал совещаний АЗЛК.
— В связи с этим, — говорит выступающий, — принято решение конвейер остановить.
Лев (ему уже 58 лет, но он еще крепок, бодр) возмущенно вскакивает:
— Кем принято решение? Мы тут все тоже акционеры! Мы этого решения не принимали!
— Лев Аркадьич, ну что вы, ей-богу, — морщиться председательствующий. – Мы за последние три месяца выпустили пятьсот машин.
— А кто виноват? – кипятится Лев. – Раньше плановая экономика мешала, государство вмешивалось, не давали нормально заниматься проектными работами, а теперь кто мешает? Все же наше теперь, собственное! Или нет?
— Лев Аркадьич, мы можем тут сутки говорить. Не нравится…
— Не уйду! Зарплату не будете платить – все равно не уйду! Не дождетесь! И только попробуйте меня на завод не пустить!
— В одиночку работать будете?
— Понадобится – буду!
1996 г. Февраль.
Лев звонит Павлу.
— Привет. Узнал?
— Лева?
— Не быть мне богатым. Ты пьешь?
— Завязал.
— Жаль. Ищу, с кем напиться.
— Извини. А один?
— Не умею.
— А что случилось?
— Долго рассказывать. Нет, все нормально. У меня четыре внучки от четырех дочерей, представляешь? Я им говорю – сделайте хоть одного мужика! Кто будет продолжать мое безнадежное дело?
1996 г. Весна.
Нью-Йорк.
Петр (ему 37 лет) звонит матери.
— Тут Гена Борисевич с группой приезжает, не хочешь? Я тебя свожу туда и обратно.
— Ты спутал, Петя, это твой отец любил рок. Я к нему равнодушна.
— Мама, это не совсем рок. Это хорошо, я обещаю. А то сидишь там у себя безвылазно.
— Ладно, когда это будет?
— Через неделю. Как Нил?
Аня смотрит в окно: Нил играет сам с собой в гольф на лужайке.
— А что ему сделается, он бессмертный. Держит себя в форме, живет по распорядку.
1996 г. Весна.
Концертный зал.
Группа играет.
Аня всматривается: он или не он?
Говорит сыну:
— Сможешь узнать, как зовут аккордеониста?
— Так в программке же написано, — отвечает Петр. – Вот – Павел Грачев. Хм. Министра обороны советского так зовут. То есть не советского, никак не привыкну… А ты его знаешь?
— Учились вместе в музыкальной школе.
— Бывает. Хочешь пообщаться? Я устрою.
— Нет.
1996 г. Весна.
Ресторан в Нью-Йорке.
За столом сидят Аня, Павел, Петр. Вернее, Петр уже встает и откланивается:
— Извините, дела. Приятно было познакомиться!
И уходит.
— Сколько ему? – спрашивает Павел.
— Паша! Если я скажу, сколько ему, сразу станет ясно, сколько мне.
— Я и так знаю.
— Ну и молчи.
— А о том, что ты выглядишь на пятнадцать лет моложе, можно сказать?
— Прямо уж на пятнадцать. На десять – может быть.
— Как ты тут?
— Да все нормально. Привыкла уже. У меня язык, мне легче. Хуже тем, кто ничего сказать не может.
— Я не могу.
— Тебе и не надо, ты тут временно.
После паузы Аня спрашивает.
— Как сын? Василий, кажется?
— Иван. Школу заканчивает.
— Видитесь?
— Да, конечно. А у Маргариты замечательный муж.
— Я рада. Всегда приятно знать, что человек, которому ты причинил боль, устроен в жизни. Тебе не кажется, что я не по-русски говорю?
— То есть?
— Слишком грамотно?
— Да нет, нормально.
Павел кладет свою руку на руку Ани.
В глазах Ани показались слезы.
— Паша… Можно вопрос?
— Да.
- Лето.
Парк.
— Все-таки почему, когда я уже окончательно решила выйти за тебя замуж, ты бросился к этой своей Маргарите?
Время дефолта. В сберкассе куча народу, крик, шум, в очереди стоят и Аня с Павлом.
— Не знаю, — отвечает Павел.
— Да что тут знать? Просто влюбился.
— Нет. То есть в какой-то степени. Но…
— Что? Что?
1998 г. Лето.
Речной трамвайчик.
— Не знаю, — говорит Павел. – Может, просто испугался. Не поверил. Но ты заметь, как только ты меня опять поманила, я тут же бросился к тебе. А ты взяла и вышла замуж за американца. Почему?
1999 г.
Встреча Нового, 2000-го года. Квартира Павла. По телевизору Ельцин говорит о назначении Путина.
— Вот и новый век, — говорит Аня.
— Ошибаешься. Новый век наступит в две тысячи первом.
— Женщины в математике вечно путаются. О чем ты спрашивал, извини?
— Я спрашивал, почему ты вышла за американца, когда я ушел от Маргариты к тебе?
— Не знаю. Тоже не поверила. Подумала: как это – и всё?
2001 г. Зима.
Лев сидит один в КБ – в телогрейке, в валенках. Входит сотрудник.
— Лев Аркадьевич, шли бы домой. Отопления не будет.
— Кто сказал?
— Был на планерке. Сказали: из-за долга энергетикам в полмиллиарда, отключают теплоснабжение. И воду заодно.
— На всем заводе?
— Пока в научно-техническом центре. Потом, я думаю, везде отключат.
— Суки, — говорит Лев. – Ведь все системы заморозятся! Ведь это конец!
Слезы текут по его щекам.
Хроника, 2001-й год:
— взрыв на станции метро «Белорусская»;
— захват террористами самолета «Стамбул – Москва»;
— три взрыва в Южном Федеральном округе;
— США, 11 сентября, угнано четыре самолета, три из которых пикировали на здания Пентагона и международного торгового центра в Нью-Йорке; тысячи жертв;
— компания «Майкрософт» выпустила операционную си систему « Windows XP».
Вышли фильмы «Даун Хаус», «Мусорщик», «Амели», Малхолланд драйв», «Пианистка», «И твою маму тоже».
2002 г.
Берег моря, отель. Аня входит в халате через стеклянную дверь – с лужайки.
— Я всегда знала, что буду с тобой жить. То есть я теперь поняла, что знала. Что ты, если хочешь, моя судьба.
— А в чем же дело?
— Может, была уверена, что ты от меня никуда не уйдешь. И вообще, как это – выйти замуж и навсегда? И жизнь сделана?
— Аяяй, — качает головой Павел. – Какие ты непристойные вещи говоришь.
— Да ладно тебе. Чаю хочешь?
- Осень.
Квартира Павла. Павел сидит в кресле, ноги накрыты пледом.
— Сейчас принесу, — говорит Аня.
2004 г.
Больничная палата. Павел полулежит в постели, принимает от Ани чашку с чаем. Прихлебывает.
— Не горячо?
— Нормально.
— Хочешь чего-нибудь? Конфет, печенья?
— Нет, а ты?
2005 г. Осень.
Теперь Аня прибаливает – дома.
— Не хочу.
— Я бутерброд с медом сделаю. Очень помогает.
— От чего?
— От всего.
— Я что, сама до кухни дойти не могу?
— Мне нравится за тобой ухаживать.
— Ты и так всю жизнь ухаживаешь.
— Тебе не нравится?
Хроника, 2007-й год.
— выборы президента,
— отделение Косова,
Вышли фильмы «07-й меняет курс», «12», «1408», «1814», «28 недель спустя», «30 дней ночи», «300 спартанцев», «4 месяца, 3 недели и 2 дня», «40», «55», «7 кабинок», «Дело 39», «Число 23»…
Замечено, что люди, чувствуя конец какого-то дела, обуреваемы подсчетами.
Начало 3-го тысячелетия одновременно многим показалось концом времен.
Но они продолжаются.
2012 г.
Золотая свадьбы Льва и Нели. Аня и Павел среди приглашенных. Лев сам держит речь.
— Друзья! За эти пятьдесят лет много чего произошло. Рухнула страна, в которой мы жили. И превратилась в другую. Лучше, хуже, но – другую. Рухнул мой завод, где я…
— Где ты тоже жил! – замечает Неля.
— Где я проработал… Неважно… Думаете, я в депрессии? Да ничуть? Страна меняется, заводы рушатся и строятся, а моя Неля остается такой же! Понимаете? И это главное! И я прошу, нет, я просто требую выпить за мою жену, которая… Нелечка!
Гости шумно присоединяются к тосту.
— И еще! Еще! – кричит Лев.
— Ты уже говорил, дай другим сказать! – урезонивает его Неля.
— Успеют! Здесь есть еще человек – вот он, Павел Александрович Грачев. Мы с ним жили в коммуналке. И когда он играл за стенкой на своем паршивом аккордеоне, я был готов его убить. И как же я потом тосковал без этих звуков! Паша! Очень прошу! Сыграй!
Павел играет.
Через некоторое время девушка, которая, видимо, считает себя умной, говорит Павлу:
— На вас приятно смотреть, вы такие активные, веселые. А вам за семьдесят лет уже.
— Помирать пора?
— Я уже сейчас скучная какая-то, а что потом будет? Вам, наверно, всё интересно было?
— Да нет. Вообще-то я всю жизнь интересовался только двумя вещами: любил играть на аккордеоне и, — Павел усмехается, — и любил одну женщину.
— И все?
— А что, мало?
Конец фильма
Алексей Слаповский 